Комната. Посреди комнаты стоит комод с зеркалом. Комод делит комнату строго напополам.
За столом сидит человек и смотрит в зеркало. Человеку где-то в районе двадцати лет. В отражении он видит другого человека. Он очень похож на сидящего, но он старше. Ему где-то сорок.
Теперь мы немного отдаляемся от сидящего и видим, что другая половина комнаты — это полное отражение первой. С другой стороны комнаты стоит второй точно такой же комод. Они стоят так, что их зеркала полностью соприкасаются свой обратной стороной. Они соприкасаются так плотно, что кажется, что комоды слиты воедино. С другой стороны, за вторым комодом тоже сидит человек. Тот самый, который старше.
Мы находимся в комнате со стороны молодого человека, чуть ближе к углу. Немного в тени. Молодой человек и комод, за которым он сидит, просматриваются четко и контрастно. Второй комод и другой человек как будто подернуты дымкой. Они видны не четко, словно марево лежит на второй половине комнаты.
Молодой человек всматривается в отражение и понимает, что это вовсе не отражение. Человек с той стороны не повторяет его движения. Он тоже смотрит оттуда на молодого человека.
В глазах молодого человека вопрос, страх смутной догадки, недоумение и немного высокомерия.
Оба они сидят какое-то время и смотрят друг на друга.
Потом наше положение начинает меняться. Мы медленно и плавно двигаемся из одного угла комнаты в другой, на ту половину, где сидит тот, второй. И то, что мы видим, тоже начинает меняться: старшего человека мы видим все четче, а молодой медленно погружается в туман. И когда перемещение заканчивается, молодой человек и вся та половина комнаты теперь затянута серым маревом, а сорокалетний мужчина становится четким и контрастным.
Он сидит в темной водолазке. На его щеках легкая небритость. В волосах на лице просматривается проседь. Глаза темные. В них отражается свет лампы. Они полны понимания, участия и тоски. А еще в них какая-то безмерная грусть. Он смотрит на это отражение любящими глазами, и будто порывается сказать что-то, грудь приподнимается, рот приоткрывается. Какое-то мгновение кажется, что он вот-вот скажет что-то, но потом плечи его опускаются. Он не будет говорить.
Еще мгновение, и они оба встают и медленно уходят из комнаты — каждый через свою дверь, в своем направлении.

Современные алгоритмы продвижения объектов в Интернет диктуют их авторам, что и когда публиковать.
Теперь творить надо не когда захочется или будут какие-то идеи, а когда это надо Интернету. Теперь, что именно творить также решает не автор, а публичное мнение, публичный интерес и те же алгоритмы. Интернет анализирует этот интерес. А, анализируя его, автор должен «попадать» в эти интересы.
Пресыщенные пользователи Интернета обязывают авторов создавать «контент» таким образом, чтобы он «цеплял» внимание. Лишь бы им не напрягаться. Таким образом, уже не «что», а «как» имеет преобладающее значение.
Фильм «Идиократия», снятый в, кажется, недалеком 2005 году, уже стал реальностью. И не потребовались сотни лет. «Прогресс» занял гораздо меньше времени.
Люди, которые адаптировались к новым требованиям Интернета, а также люди, которые изначально попадают в нужные параметры, имеют больший успех и более заметны.
Насколько эти люди являют собой индивидуальности, насколько они образованы, насколько они отражают то, что действительно думают или чувствуют — это отдельный вопрос. Они адаптировались, изменились. Мимикрировали. Новое время — новые герои. Сама форма самовыражения теперь подчинена алгоритмам Интернета, запросам пользователей и другим факторам.
Просто творить человек может, но, скорее всего, его просто никто не заметит. Оставаясь собой, человек рискует остаться в безвестности и одиночестве. Адаптируясь к требованиям современности, человек предает себя, отказывается от своей индивидуальности, но взамен может получить общественное признание и успех.
Человек, который изначально отвечает запрашиваемым стандартам, имеет преимущество. Но куда этот человек поведет свое «стадо»?
И как отличить бездарность от гениальности, если потеряны ориентиры?