Утро начиналось как обычно. Лежал в кровати, дожидаясь, пока организм наберется сил и будет готов к предстоящей пробежке. Потом были обычные утренние процедуры и подготовка.
Сегодня я ожидал несколько доставок. Я надеялся, что они будут позднее, после моего возвращения. Однако один из курьеров успел застать меня дома прямо перед выходом. По телефону он сообщил, что будет с минуты на минуту.
И вот уже звонок с просьбой открыть шлагбаум для въезда на придомовую территорию. Это надо сделать, позвонив на специальный номер. А дальше по плану ожидался звонок уже в дверь. Но вместо него опять зазвонил телефон. Это был номер курьера. Я подумал, что, наверное, не сработал шлагбаум, или курьер забыл код домофона.
Оказалось, что проблема в другом – домофон сломался и не позволяет войти в подъезд.
Чтобы дать общее представление о ситуации, нужно немного вернуться в прошлое.
Домофон уже ломался пару недель назад. Чуть раньше у его цифрового экрана отвалилось стекло. Это было, с одной стороны, неожиданно – потому что домофон был абсолютно новым. С другой стороны, это было совершенно ожидаемо – ну просто потому, что “все у нас так”. Все это происходило в период сильных метелей. Не переставая шел сильный снег. Был риск, что, попав внутрь, прямо на микросхему, снег приведет к замыканию, и система домофона выйдет из строя.
Я позвонил в диспетчерскую. Правда, диспетчерская района уже не принимает звонки. Теперь мы звоним сразу в городскую центральную службу. Там у меня приняли заявку, продиктовали какой-то номер и повесили трубку. Проблема в течение нескольких недель никак не решалась. За это время домофон сломался, был починен, но стекло так и не вставили.
Вот только не давала теперь покоя мысль о том, что можно, прибежав к дому, обнаружить сломанный домофон, который не пустит тебя в теплый подъезд.
И это при серьезных отрицательных температурах.
И это будучи в легкой спортивной одежде.
И это после пробежки, когда ты мокрый и легко можешь переохладиться.
Не очень приятная ситуация.
Пришлось оставлять заявку повторно. Со второй попытки стекло вставили. Новое стекло было настолько поцарапано, испачкано клеем и искорежено, что казалось, его испортили нарочно. Передали таким образом “привет” жильцам. Мол, “вот вам стекло”! Ну вы понимаете, с какой интонацией это обычно говорится. И не обязательно вслух. Высокий интеллект человека помогает ему передавать подобные послания и через действия.
А теперь домофон сломался опять.
Я спустился вниз. Открыл дверь, забрал у курьера книги. Положил их на лестницу и подошел посмотреть, что с домофоном.
На экране горела какая-то черточка и, кажется, буква “е”. Ошибка, видимо. Замок успешно примагничивался, но открыть дверь снаружи было совершенно невозможно – кнопки не работали. На улице в этот день было -23С. В голове сразу нарисовалась картина, как я подбегаю к двери и обнаруживаю всю эту ситуацию. Сразу за этим подумал с облегчением об удачном совпадении с курьером, через которого я смог узнать о поломке и избежать такой опасной ситуации.
Затем я подумал о том, что бабушка с четвертого этажа может подойти к двери и не попасть внутрь. А потом подумал о ком-то, кто может пойти выкидывать мусор в свитере и не сможет вернуться. Это было опасно при таком морозе.
Я позвонил в диспетчерскую. Объяснил им ситуацию. На том конце трубки жил своей жизнью монотонный голос молодого мужчины лет 20-25. Он сообщил, что записал информацию и продиктовал мне номер заявки. Потом спросил, есть ли у меня к нему еще какие-либо вопросы.
Я сообщил, что у меня, конечно же, есть вопрос. Вопрос в том, что это ситуация требует немедленного решения. Я попытался объяснить ему, что на улице -23С, что кто-то может оказаться на улице в такой мороз без надлежащей одежды. Я попросил его позвонить в местную управляющую компанию, я спросил его как мне отключить эту систему, может быть я что-то могу сделать. Я объяснил ему, что стою внизу у двери, пока с ним разговариваю, чтобы если что, открыть кому-то дверь. Я объяснил ему всю опасность момента.
Он отвечал мне все тем же лишенным эмоций голосом. Говорил он со мной так, будто я был навязчивой навозной мухой, кружившей вокруг него и не дававшей ему покоя. Я чувствовал себя настолько незначительной пылью под его подошвами, что мне было стыдно. Я отвлекал его своими глупыми вопросами и требованиями, вмешивался в его размеренность, нарушал его дзен.
В ответ диспетчер сообщил мне график работы местной управляющей компании. Он сообщил мне, что она работает в будние дни с такого-то по такой-то час. Что в субботу она работает по сокращенному графику. А сегодня праздничный день, я, конечно, могу позвонить им, но там никто не возьмет трубку, потому что сегодня праздничный день. Идея о том, чтобы куда-то позвонил он, была настолько абсурдна, что он даже не стал на это реагировать. Как отключить устройство он не знает или не может мне сообщить, потому что по телефону они не сообщают такую информацию – она есть у техников, которые обслуживают дом. А техник придет в течение дня.
А на улице -23С. И голос его с такой же интонацией мог сообщать мне биржевые котировки или погоду на неделю. Голос его мог принадлежать компьютеру. Хотя после нескольких моих дополнительных вопросов он стал выказывать некоторые признаки раздражения, видимо, тем, что я никак от него не отстану со своими глупыми, назойливыми и навязчивыми импульсами.
Проблемы жителей нашего подъезда находились от этого диспетчера в иной, далекой от него реальности. Настолько далекой, что долетающие до него слова лишались всей чувственной коннотации. Он не мог воспринимать их по-человечески и просто выполнял свою функцию.
Между слов, которые он произносил, читалось, что он говорит только то, что должен по инструкции и не собирается делать ровным счетом ничего больше. Кажется, что даже если бы я ему сообщил, что здесь замерзают люди, то и тогда он бы начал всего лишь диктовать мне график работы какой-нибудь спасательной службы и предлагать мне туда звонить, хотя я и не смогу до нее дозвониться, потому что сегодня выходной.
В общем, я предпринял последнюю попытку разбудить в нем человека и попросил его представить себе ситуацию, в которой мы оказались. Реакции никакой не последовало. Я закончил разговор.
Осмотрев помещение, я увидел коврик. Надо было чем-то заблокировать дверь от закрывания. Потом я планировал написать на листе бумаги сообщение, чтобы дверь не закрывали. В этот момент, я увидел, что с внешней стороны кто-то подошел к подъезду и открыл дверь. Снаружи оказалась девушка. Не поднимая головы, он проскользила мимо меня в подъезд. Поскольку ее рука была на пульте, я окликнул ее, спросил, как она вошла. Она даже не обернулась. Мне пришлось слегка повысить голос. Я сказал: “Девушка!”. Она наконец обернулась. “Как Вы вошли внутрь?”. Она ответила, что я впустил ее, а она не успела ничего нажать. Я сообщил, что ей повезло, потому что домофон сломан. Но кажется, она даже это не поняла. Отвернулась и ушла.
Поднявшись к себе в квартиру, я написал на бумажке сообщение. В голову также пришла мысль, что хорошо бы взять у соседа номер телефона. На всякий случай. Если дверь все же закроют, убрав ковер, я смогу позвонить соседу и попрошу его спуститься и открыть мне дверь. Хоть какая-то защита от замерзания.
Сосед сказал, что электронным ключом дверь открыть можно, дал свой телефон, а заодно подсказал, как домофон выключить. Таким образом, проблема с ним до ремонта будет решена. Никто не будет заблокирован снаружи.
Внизу я обнаружил, что ковер из-под двери уже вытащили, хотя прошло всего минут пятнадцать. Дверь снова заперта. Я выключил домофон, закрепил листок бумаги с предупреждением и убежал.
Домофон в тот день не починили. Не починили его и на следующий день. Таким образом, если бы не отключение его от сети, неизвестно, сколько бы людей оказались отрезанными на улице. Они вынуждены были бы звонить родственникам, которые должны были бы спускаться вниз и открывать дверь, или они должны были бы ждать, когда кто-то будет выходить или кого-то с электронным ключом.
Но эти проблемы никак не влияли на жизнь диспетчера. Ведь это было просто жужжание мух.
Эпилог
В день публикации домофон был включен, и он опять был сломан.
